orphoprosecutor

Мой бывший муж не бывал в Одессе. Поэтому когда много лет назад его родственники пригласили нас погостить в Херсонской области (- А чего там вообще есть? — Там Днепр впадает в Черное море. — Точно? И мы это увидим? — Само собой), мы решили ехать через Одессу.

Одесса стала еще прекрасней со времен моей юности, когда я гостила на 16-й станции Большого Фонтана у двух почти столетних старичков, маминых дяди и тети, проживших там всю жизнь. Я запомнила крошечный домик, заросший зеленью, медленный трамвай, чудесный песчаный пляж, шумных соплеменников (еврейский акцент в сочетании с фрикативным «г» — это что-то!), роскошный оперный театр, каштаны, дворы, подобные которым нигде больше не видела..

Взгляд мужа метался между архитектурными красотами и загорелыми ножками юных одесситок (еще и в белых юбочках, чертовки!). На моё грубое «слюни подбери» внимания не обращал, в открытом ресторанчике неизменно заказывал нам борщ, жаркое, рагу из синеньких, чай с маковым пирогом... сидели по два часа, наслаждаясь... капризный в еде, муж говорил, что так вкусно не ел никогда. Ну и «Гамбринус», само собой, и обязательный скрипач, сразу сообразивший, что эти люди таки немного понимают в музыке, и в кармане у них кое-что имеется. 

Но я вообще-то не про Одессу. Проведя там три золотых дня, мы на маршрутке (почему на маршрутке-то? не помню) доехали до скучного и пыльного Херсона, где нас тут же подобрал деловитый Игорь на «шестерке» (давайте-давайте, быстрее, ребятки, спешим, там все ждут, тока в местечко одно заедем на минутку). Местечко оказалось задним двором винзавода, где Игорь заполнил пластмассовую канистру каким-то желтоватым алкогольным напитком. «Запивка, — весело пояснил он, — а пить мы будем Витькин самогон».

Хозяева дома, Витя и Наташа, решили вторую половину жизни провести так, как всегда хотели: на земле. Уехали из Донецка, купили дом в Херсонской области — месяца за два до нашего приезда. Уже разбили огород, купили кур. В четырехкомнатном доме из мебели были электроплитка, старинный холодильник, самодельный табурет, диван и два пружинных матраса на полу. Да, еще шифоньер. Вместо дверей — простыни, прибитые сверху гвоздиками.

Зато на дворе под роскошной рябиной стоял длиннющий деревянный стол с лавками по обеим сторонам, ломящийся к нашему приезду от снеди. Четверо взрослых и двое детей выскочили нам навстречу, придирчиво оглядели меня (мы виделись впервые) и, кажется, остались довольны (я вручила всем пакеты с подарками). Увидев изысканно красивую и невероятно сексуальную, хоть и немолодую, Наташу (загорелую, в мужниной белой рубашке с закатанными рукавами, которая доходила ей до колен), я неожиданно сказала: «Вы похожи на Ани Жирардо». Она явно не знала, кто это, но восхищенный взгляд вежливой москвички ей очень понравился. С тех пор лучший кусок за столом был моим...

Первый же обед, перетекший в ужин, потряс меня объемом съеденного (жаренная в кляре оранжевая рыба, огромные куски курицы, масляная картошка с укропом, кабачковая икра в циклопической емкости, огромный хлеб) и выпитого (синий самогон действительно запивали сухим вином). Наутро Наташа сказала мне: «Ты какая-то зеленая. Даже фиолетовая». Все оставшиеся дни проходили приблизительно так: на рассвете мужчины уходили ловить рыбу, которой здесь было огромное количество, а женщины готовили (меня не допускали: «москвичка, вы там только чай пьете! твое дело — посуду мыть»). Потом мужчины возвращались, завтракали (естественно, с самогоном), все шли купаться (кстати, Днепр впадает в Черное море не здесь, а где — никто не знает) и ложились спать. А дальше — обед, переходящий в ужин. 

Отсутствие дверей, а также занавесок, ванной, туалета и т. д. меня сильно смущало (я столько выпить не могла), а муж в компанию влился моментально. Нас возили по окрестностям (Голая Пристань, Железная Гавань, Кинбурнская коса — сейчас я эти названия слышу в военных сводках). Еще одна семья родственников приехала позже на «Лексусе»: они жили в палатке во дворе, у них там была полная автономия, со своим холодильником и даже душем. Их сын Костя (Котя), которого за глаза звали Скотей за жадность, всё время ныл: «Папа, а чого они на нашем лэксусе ездиют? Пускай себе лэксус купят и ездиют!»

Вечером мы пели. Боже, какие же красивые украинские песни... И военные пели, и частушки, и даже популярные оперные арии. 

Я была измучена этим специфическим отдыхом и очень странным местом (в Днепре плавали ужики! по небу летали фламинго! до Ковалевки не доехать: там зыбучие пески, легковушку засосет, можно только на «лэксусе»! в крошечном селе Геройское живет человек десять Героев Советского Союза, черных от загара тощих стариков с наколотыми куполами,— это бывшие зэки, убийцы, которым терять было нечего). 

И одновременно я от души полюбила этих людей: веснушчатую Таню, которая, услышав, как я пою песню Городницкого о войне, вдруг заплакала, сдернула с шеи образок и отдала мне. Толстуху Иру, с утра выпекавшую белые пампушки и натиравшую их чесноком —  к вечернему борщу из ситцевой свеклы. Вы не знаете, что такое ситцевая свекла? О, да вы ничего не знаете! Деловитого Игоря, учившего меня есть раков, сдержанного Витю, который, оказывается, писал рассказы, его чудесную Наташу...

Вы живы, дорогие мои, теперь уже даже не родственники? Я не знаю, русские вы или украинцы, течет ли в вас еще какая-то кровь — но какое это имеет значение?! 

Господи, услышь нас всех. Останови этот ужас. 

Майские, прежде любимые..

Ныне — бреду в отчаянье.

Как же прекрасно жили мы!

Как мы беды не чаяли?!

Слышите речи подлые?

Нас обокрали, люди!

Знаком кровавым по лбу нам

Бьют из своих орудий.

Грань невозврата пройдена,

Правда в ложь переплавлена:

Деды кричали «За Родину!»

Но никогда — «За Сталина!»

по мнению Шахназарова, ждут противников буквы «зет». 

Как только Михалков полез в политику, его разлюбили миллионы. Автора гениальной экранизации «Собачьего сердца» Владимира Бортко уже давно забыли: а не надо было в Думу идти. 

Но этот урод сегодня был поддержан великой Драпеко! Бричкина, блин, не утонула и грозит всем концлагерями вместе с директором Мосфильма!!! 

Что ж там такое им в корыто крошат, а? 

Слушайте, ну это же очевидно! Как в детективах, когда убийцей оказывается тот, на кого меньше всего думаешь.

Хотел уничтожить националистов в Украине? Теперь там националист — каждый первый. 

Объявил Украину недогосударством? Когда бойня закончится, она точно станет страной, которую уважает весь мир.

Хотел отдалить НАТО от своих границ? Оно всё ближе, Финляндия вот-вот вступит, Швеция готовится, та же Украина будет там на сто процентов. 

Хотел усилить патриотические настроения дома? Ровно наоборот: идиотскую полусвастику уже даже хулиганье на заборе не рисует, а нормальные люди, пребывающие в ужасе от происходящего, стыдятся своей страны.

Хотел нам всем хорошей жизни? «Двухсотые» пошли полным ходом, растут цены, нет необходимых лекарств, будущее видится сплошной катастрофой. Кстати, свежая новость: пожар на складе в Подмосковье. Война всё ближе!!!

Думал по-быстрому победить? Завяз по уши, давно уже проиграл.

Хотел, чтобы его боялись? Презирают и ненавидят, но уже не боятся. 

Я вот что думаю. Он — существо исключительно хитрое. Не просчитать такие чудовищные последствия просто не мог. Значит, придумал всё это заранее! Внедрился, вошел в доверие — и работает теперь на НИХ! И как работает — загляденье!

Ловите его!!!!! Он, говорят, иногда бывает в столице!!!

Дмитрий Глуховский написал очень точный текст. 

«24 февраля Путин развязал войну не только против Украины. Он ведет ее сразу на два фронта, и второй фронт – домашний. Из-за войны с Украиной Россия оказывается в изоляции от западной цивилизации, от ее технологий и культуры, информации и рынков, науки и финансов. Это еще и война против всех тех в России, кто хотел для нашей страны развития, кто желал ей стать нормальным государством в едином современном мире, кто лелеял какие-то мечты о будущем.

Прежде всего – против молодых. Их запирают в путинском безвременье. В заколдованном и проклятом пространстве его завиральных представлений о золотом веке русской истории, сложенном из андроповского номенклатурного совка, сталинского лагерного энтузиазма и николаевской черносотенной духовности.

И война эта планировалась Путиным такой с самого начала. Путин готовил Россию к изоляции, готовил ее к отключению от Запада, от мировой цивилизации. Долгие годы он плел кокон, в котором Россия должна будет закуклиться, чтобы погрузиться в спячку на десятилетия, а, может, и на века. Особый путь, который Путин прокладывает для нашей страны, ведет ее назад – в черносотенное мракобесие, слепое имперское верноподданичество, в животный ужас и истерическое идолопоклонничество сталинизма.

И он сознательно бьет по тем, кто рассчитывал жить в современной, открытой и свободной стране, потому что хочет опереться на бородатых фундаменталистов, на немытых философов-почвенников и озверевших от запаха крови имперцев, и на обманутых несчастных стариков, которые думают, что если Путин вернет их в Советский союз, то вернет им и их сладостную юность.

Путин сознательно раскалывает Россию на две части, соблазняя одних званием патриота и шельмуя других клеймом предателя. Ему недостаточно войны со всем миром, ему нужна еще и война гражданская: иначе он может не удержаться во власти, а ведь желание сохранить ее любой ценой и было главной причиной нападения на Украину. Стареющий, теряющий легитимность пытается вернуть себе политическое либидо и заодно гарантировать себе место в истории маленькой победоносной войной. Сожженные машины и разрушенные дома, разлученные семьи, тысячи убитых мирных жителей, миллионы беженцев – разве это большая цена, чтобы достичь великой цели?

И цель достигается. Оголтелая пропаганда, тотальная информационная изоляция, и преследование несогласных сколачивают ему ту поддержку, которой он искал. Нация, гордившаяся тем, что победила фашизм, сползает в фашизм сама. А на тех, кто фашизму пытается сопротивляться, натравят тех, кто давно ждал этого часа. Те, кто рвется в прошлое, при поддержке дубинок и штыков заткнут тех, кто мечтал о будущем.

Путин получает желаемое: страну в анабиозе, которой он может править, покуда держится на ногах. Да, она будет нищей и отсталой, зато ее граждане будут безгласны и покорны, а свою недолгую и несчастную жизнь сравнить с жизнью людей в других странах они не смогут, потому это заколдованное царство будет надежно отрезано от всего мира. И то, что после его смерти такую страну неизбежно ждет распад, его, похоже, уже не беспокоит. Путин выиграет войну против России, даже если проиграет войну с Украиной.

А Украина в любом случае победит в этой войне, даже потеряв на время какие-то земли, даже заплатив тысячами человеческих жизней – потому что этой чудовищной ценой ею будет оплачен билет в будущее».

Если целыми днями следить в инете за ужасными новостями (как я), то кукушечка начинает капитально съезжать. Слава Богу, есть необходимость гулять с собакиным, который за время удаленки разбаловался окончательно: дневная прогулка не только обязательна, но и должна быть длинной и основательной (успеть нажраться всякой тухлой дряни, показавшейся из-под снега! ну подумаешь —  даст по заднице пару раз, и не больно совсем).

Сегодня днем выхожу из квартиры, пёс опрометью несется вниз, слышу снизу знакомый женский голос: «Привет, привет! А хозяйка где?» «Бегу, — отзываюсь, — Лен, это ты?»

В общем, встретилась с соседкой, которая давно переехала в новый дом, а сюда заезжает навестить пожилую маму. Мы приблизительно одного возраста. За те несколько лет, что не виделись, обе успели развестись после многолетнего брака. Честно говоря, я была потрясена — настолько крепкой казалась их семья. Муж Дима — весь такой положительный, образованный (что-то экономическое, востребованное), с устойчивым доходом. Воспитанный взрослый сын. И Лена —  не работает, занимается семьей и хозяйством.  

Вспомнила, как ходили к ним в гости — на чебуреки и манты, на плов и блины. Дома чистота, ухоженные растения в горшках. Дима с моим мужем курят на балконе, а Лена, накрывая на стол, подробно рассказывает мне что-то ужасно бытовое — типа нового способа очистить ванну, чтоб блестела. Потом мужья возвращаются, мы едим и пьем, а Лена продолжает рассказывать — например, что у Димы каждый вечер обязательно полноценный ужин: салат, горячее, десерт и чай. При этом она свысока поглядывает на меня — да уж, куда мне до такого... Потом начинается рассказ о даче — как она командует строителями, каким будет новый забор, что посеяла на грядках. Мне опять нечем крыть. 

Дима доволен: вот какая у него женушка! Мой бывший нахваливает Ленину стряпню. Воспитанный сын молча ест и улыбается. А у меня аж скулы сводит от скуки... 

Убежал, оказывается, Дима от чебуреков и сияющей ванны! К какой-то молодой бухгалтерше! Но бывшую жену продолжает содержать: ей трудно устроиться на работу без образования. Дима потихоньку вывозит из квартиры свои вещи. А Лена в тот день, когда он должен заехать, с утра затевает готовку: чтоб дома пахло вкусно, и чтоб он опять увидел чистоту привычную, и может задумался бы, как раньше все хорошо у него было. Тем более, что бухгалтерша на дачу ездить не хочет, а желает на курорт. И рабочими наверняка командовать не сможет. И вообще. 

В общем, Лена надеется. 

Борис Стругацкий «Фашизм — это очень просто. Эпидемиологическая памятка» (1995)

«Чума в нашем доме. Лечить ее мы не умеем. Более того, мы сплошь да рядом не умеем даже поставить правильный диагноз. И тот, кто уже заразился, зачастую не замечает, что он болен и заразен.

Ему-то кажется, что он знает о фашизме все. Ведь всем же известно, что фашизм — это: черные эсэсовские мундиры; лающая речь; вздернутые в римском приветствии руки; свастика; черно-красные знамена; марширующие колонны; люди-скелеты за колючей проволокой; жирный дым из труб крематориев; бесноватый фюрер с челочкой; толстый Геринг; поблескивающий стеклышками пенсне Гиммлер, — и еще полдюжины более или менее достоверных фигур из «Семнадцати мгновений весны», из «Подвига разведчика», из «Падения Берлина»...

О, мы прекрасно знаем, что такое фашизм — немецкий фашизм, он же — гитлеризм. Нам и в голову не приходит, что существует и другой фашизм, такой же поганый, такой же страшный, но свой, доморощенный.

А, между тем, фашизм — это просто. Более того, фашизм — это очень просто! Фашизм есть диктатура националистов. Соответственно, фашист — это человек, исповедующий (и проповедующий) превосходство одной нации над другими и при этом — активный поборник «железной руки», «дисциплины-порядка», «ежовых рукавиц» и прочих прелестей тоталитаризма.

И все. Больше ничего в основе фашизма нет. Диктатура плюс национализм.

Совершенно бессмысленны и безграмотны выражения типа «демофашист» или «фашиствующий демократ». Это такая же нелепость как «ледяной кипяток» или «ароматное зловоние». Демократ, да, может быть в какой-то степени националистом, но он, по определению, враг всякой и всяческой диктатуры, а поэтому фашистом быть просто не умеет. Так же, как не умеет никакой фашист быть демократом, сторонником свободы слова, свободы печати, свободы митингов и демонстраций, он всегда за одну свободу — свободу Железной Руки.

Только, ради Бога, не путайте национализм с патриотизмом! Патриотизм — это любовь к своему народу, а национализм — неприязнь к чужому. Патриот прекрасно знает, что не бывает плохих и хороших народов — бывают лишь плохие и хорошие люди. Националист же всегда мыслит категориями «свои-чужие», «наши-ненаши», «воры-фраера», он целые народы с легкостью необыкновенной записывает в негодяи, или в дураки, или в бандиты.

Это важнейший признак фашистской идеологии — деление людей на «наших и ненаших».

Очень важный признак фашизма — ложь. Конечно, не всякий, кто лжет, фашист, но всякий фашист — обязательно лжец. Он просто вынужден лгать. Потому что диктатуру иногда еще как-то можно, худо-бедно, но все-таки разумно, обосновать, национализм же обосновать можно только через посредство лжи — какими-нибудь фальшивыми «Протоколами» или разглагольствованиями, что-де «евреи русский народ споили», «все кавказцы — прирожденные бандиты» и тому подобное. Поэтому фашисты — лгут. И всегда лгали. И никто точнее Эрнеста Хемингуэя не сказал о них: «Фашизм есть ложь, изрекаемая бандитами».

Так что если вы вдруг «осознали», что только лишь ваш народ достоин всех благ, а все прочие народы вокруг — второй сорт, поздравляю: вы сделали свой первый шаг в фашизм. Потом вас осеняет, что высоких целей ваш народ добьется, только когда железный порядок будет установлен и заткнут пасть всем этим крикунам и бумагомаракам, разглагольствующим о свободах; когда поставят к стенке (без суда и следствия) всех, кто идет поперек, а инородцев беспощадно возьмут к ногтю... И как только вы приняли все это, — процесс завершился: вы уже фашист. На вас нет черного мундира со свастикой. Вы не имеете привычки орать «хайль!». Вы всю жизнь гордились победой нашей страны над фашизмом. Но вы позволили себе встать в ряды борцов за диктатуру националистов — и вы уже фашист. Как просто! Как страшно просто.

И не говорите теперь, что вы — совсем не злой человек, что вы против страданий людей невинных (к стенке поставлены должны быть только враги порядка, и только враги порядка должны оказаться за колючей проволокой), что у вас у самого дети-внуки, что вы против войны... Все это уже не имеет значения. Дорога истории давно уже накатана, логика истории беспощадна, и, как только придут к власти ваши фюреры, заработает отлаженный конвейер: устранение инакомыслящих — подавление неизбежного протеста — концлагеря — упадок мирной экономики — милитаризация — война... А если вы, опомнившись, захотите в какой-то момент остановить этот страшный конвейер, вы будете беспощадно уничтожены, словно самый распоследний демократ-интернационалист. Не будет у вас штурмбаннфюреров, а будут какие-нибудь есаул-бригадиры, но сущность фашизма — диктатура нацистов — останется, а значит, останется ложь, кровь, война — теперь, возможно, ядерная.

Мы живем в опасное время. Чума в нашем доме.
Можно ли повернуть историю вспять? Наверное, можно — если этого захотят миллионы. Так давайте же этого НЕ хотеть. Ведь многое зависит от нас самих. Не все, конечно, но многое».

Интересно, сколько всего людей уехали из России за последний месяц (Боже, уже месяц)? Десятки тысяч, если не больше. Народ побогаче — в свои квартирки в Испании и Болгарии. Победнее — куда-нибудь в Киргизию или Армению. Но лишь бы отсюда: здесь физически трудно дышать. А работать, как показали ковидные годы, вполне можно хоть из Аргентины. Написала и подумала: эта страна — одно из моих несбывшихся мечтаний. Скорее всего, теперь уже и несбыточных: я человек немолодой.

Но вернемся к поуехавшим, которых нынче все чаще называют предателями. Смешно, ей-Богу. Неужели у самих патриотов-обличителей Родина — это политический режим с его верхушкой? Мой папа, участвовавший в Великой Отечественной, рассказывал, что ни разу не слышал, чтобы в бою кто-нибудь кричал «За Родину! За Сталина!». Матерились страшно — да. Но Сталина не вспоминали. 

Моя историческая родина — в пустыне у Мертвого моря. Моя настоящая Родина — здесь. Несколько раз в жизни я ощущала какую-то невероятно глубокую, щемящую, нежную любовь к этой земле. Впервые — в юности, оказавшись на Псковщине. Мачтовые сосны, прозрачные холодные озера, тишина, Михайловское, пасущаяся лошадка, изгиб Сороти... При чем тут власть?! А еще родина — это любимый русский язык, Чайковский, Левитан, московские бульвары, хрущевочка моя утлая...  А то, что происходит сейчас, — это уничтожение моей Родины!  

Про олигархов говорить не буду, я про это ничего не знаю. А вот насчет людей культуры, имеющих серьезный авторитет в обществе, свои пять копеек внесу. Понимаете, когда с происходящим не согласен какой-то рядовой бюджетник, он об этом (если смелости хватит) объявит — и его уволят. Если же слово из пяти букв произнесет известный человек, да еще добавит, что ему больно и стыдно, его услышат многие — а дальше дело может дойти и до «пятнашечки». Не все, как Навальный. Даже еще точнее: как Навальный — только Навальный. 

Поэтому они уезжают. И из Лиссабона, Риги, Стамбула, Барселоны говорят нам то, что не могут говорить здесь. Они не предатели. Они честные люди, которые не готовы положить собственную жизнь и будущее своих детей на алтарь борьбы. Это их право.

Вадим Жук написал стихотворение. Позавчера. Мне понравилось, делюсь.

Это лётчик наш Андрюша,

Он в свой самолёт садится,

Чтоб в село его Криуши

Никакой американец 

Не вошёл бы никогда.

Это наш танкист Серёжа,

Едет он в тяжелом танке,

Чтоб не плыли по Фонтанке

Иностранные суда.

Это наш ракетчик Лёша,

Он в прицел своей ракеты 

Взглядом пристальным глядит.

Это наш десантник Валя,

Он весёлый и хороший.

Это девочка Наталка.

Вот сидит она в подвале

Ничего не понимает,

Куклу Лесю обнимает,

Мало ест и плохо спит.

17 марта 2022

Есть в современном околохудожественном мире сильно не любимая мною должность: куратор. Вот, скажем, видишь ты на холсте какие-то жуткие каляки-маляки, озираешься опасливо, а тут подходит к тебе куратор и объясняет, что именно хотел сказать художник своей картиной. И оказывается, что это вовсе не каляки, а преодоление границ внутренней несвободы через прорыв в бесконечное. Или стилистический хаос как осмысление эротической природы мира. Или еще какая-нибудь хрень. 

Понятно, что кураторы нужны исключительно для толкования произведений в стиле «дегенеарт» (замечательный термин кто-то придумал!), потому что работы Микеланджело и Брейгеля, Ван Гога и Мане, Репина и Левитана в этом не нуждаются.

К чему это я? А к тому, что ощущение бреда и ужаса, которое с 24 февраля испытывают все нормальные люди, нам тоже пытаются как-то объяснять. Поэтому — специальные методические указания для учителей: а вдруг дети сообразят, что это не справедливая операция, а преступная бойня? Поэтому — бодрые рапорты генерала с прозрачными глазками о том, что всё идет по графику (даже не по плану — по графику!!!). Поэтому — бесконечные, нудные, бесцветные комментарии сами знаете кого к безумным поступкам тоже сами знаете кого (Боже, это вот так мы теперь вынуждены говорить и писать?!). А еще любимица моя, лицо МИДа — помятое, неряшливое...  

Телевизор я не смотрю уже много лет, а то бы и про других напомнила. Там их много, кураторов этих.